Неточные совпадения
Экстаз, который считают характерным для некоторых форм мистики, есть выход из разделения на субъект и
объект, есть приобщение не к
общему и объективированному миру, а к первореальности духовного мира.
Я готов себя сознать романтиком вот по каким чертам: примат субъекта над
объектом, противление детерминизму конечного и устремление к бесконечному, неверие в достижение совершенства в конечном, интуиция против дискурсии, антиинтеллектуализм и понимание познания как акта целостного духа, экзальтация творчества в человеческой жизни, вражда к нормативизму и законничеству, противоположение личного, индивидуального власти
общего.
Субъект и
объект остаются разорванными и для волюнтаризма, и для иррационализма, так как они не видят третьего начала,
общего для субъекта и
объекта, — большого разума, Логоса.
Красота формы, состоящая в единстве идеи и образа,
общая принадлежность «е только искусства (в эстетическом смысле слова), но и всякого человеческого дела, совершенно отлична от идеи прекрасного, как
объекта искусства, как предмета нашей радостной любви в действительном мире.
В замкнутом субъективизме, имманентизме и психологизме неповинна поэтому даже и эта религия, как бы ни было скудно ее положительное учение о Боге [На это справедливо указывает Гартман, у которого вообще мы находим чрезвычайно отчетливую постановку проблемы религии в ее
общей форме: он устанавливает, что «всякий
объект религиозной функции есть бог; бог есть не научное, но религиозное понятие; наука может заниматься им, лишь поскольку она есть наука о религии.
Итак, к антиномии приводит нас уже самое
общее определение
объекта религии, в котором содержится coincidentia oppositorum [Совпадение противоположностей (лат.) — термин Николая Кузанского.], заложено основание для двух рядов мыслей, разбегающихся в противоположных направлениях.
Мысль рождается не из пустоты самопорождения, ибо человек не Бог и ничего сотворить не может, она рефлектируется из массы переживаний, из опыта, который есть отнюдь не свободно полагаемый, но принудительно данный
объект мысли [Эту мысль С. Н. Булгаков впоследствии развил в своей работе «Трагедия философии» (1920–1921), о которой писал в предисловии: «Внутренняя тема ее —
общая и с более ранними моими работами (в частности, «Свет невечерний») — о природе отношений между философией и религией, или о религиозно-интуитивных отношенях между философией и религией, или о религиозно-интуитивных основах всякого философствования.
Так изначально определились внутренние двигатели философии: примат свободы над бытием, духа над природой, субъекта над
объектом, личности над универсально-общим, творчества над эволюцией, дуализма над монизмом, любви над законом.
Это было рабство у
объекта, у
общего, и внеположности и отчужденности.
Безличный,
общий разум познает безличное,
общее бытие,
объект, отчужденный от человеческого существования.
Бытие как
объект, бытие универсально-общего есть конструкция субъекта при известной направленности его активности.
В
общем ведь в большинстве случаев происходит так: центральные лица представляют некоторое обобщение, определенного
объекта в жизни не имеют; лица же второстепенные в подавляющем большинстве являются портретами живых людей, которым, однако, автор приписывает то, чего эти люди в жизни не совершали.